Женщины

Ирина Митрофанова
г. Москва

Женщины

Нине было 17 лет, когда она устроилась на свою первую работу, так получилось, что ей не хватило одного балла для поступления на дневное отделение. Чтобы юная дочь не спала до двенадцати, и не изнывала от безделья до начала вечерних лекций в институте, родители постарались устроить её на работу в какое-нибудь приличное место: и ей веселее, и им спокойнее. Приличным местом оказалась Академия высших управлеческих кадров, там в кадрах работала  хорошая приятельница Нининой мамы, она сказала, что есть ставка методиста в отдел аспирантуры.

Печатать приказы и раскладывать бумажки по папкам казалось Нине делом наискучнейшим, у нее была идея вместе с бывшей одноклассницей танцевать на разогреве в ночном клубе. От этой идеи родители пришли в ужас, но, будучи людьми разумными, не стали говорить Нине о том, что они думают о ночных клубах, а главное – о её однокласснице, а основной упор в своих доводах сделали на то, что такая деятельность будет мешать Нине нормально учиться и подорвет её здоровье. Нина  была довольно покладистой и не любила огорчать родителей. Подумала, что поработает, где хотят родители, пару месяцев, и если уж совсем не понравится, то уйдет.

Как только Нина переступила порог академии и увидела эти мраморные лестницы, ковровые дорожки и позолоченные люстры, ей показалось, что она попала не в научно-образовательное учреждение, а в настоящий дворец. Её будущий начальник Олег Анатольевич не произвел на неё никакого впечатления, ему как будто было всё равно, кого принимать и зачем. В отделе всё как-то шло своим чередом, без его особого вмешательства. Олег Анатольевич оказался на этой должности по случайности, его предшественника перевели куда-то наверх, и те, от кого действительно что-то зависело, убедили его, что работа налажена, если что действительно серьезное, то на себя ответственности брать не нужно, а сразу к Вадиму Николаевичу, мол, он решит. Сиди себе тихо, занимайся своими научными изысканиями, но не забывай, что ты начальник, к тому же, зарплата хорошая, а у тебя два сына-балбеса, вот он и согласился.

Придя домой после формального собеседования и посещения замечательного академического буфета, Нина решила, что поработает там, сколько получится, хотя бы из-за той огромной сверкающей люстры, да и бегать на каблуках по этим мраморным лестницам с документами показалось ей весьма занятным. А уж когда она познакомилась со своими сослуживицами, то поняла, что с таким коллективом хоть бумажки раскладывать, хоть кирпичи таскать – любая работа станет приятной.

Лерочка Владимировна

Она была высокой, с длинными стройными ногами и маленькой грудью. Из одежды предпочитала джинсы. «Мой муж покойный часто говорил, вот в джинсах нас тобой, Лерка, и похоронят, мы с ним любили одинаково одеваться, так занятно, прохожие оборачивались,  — вспоминала Лерочка Владимировна. Когда Нина увидела её в первый раз, то подумала, что ей не больше тридцати восьми, а оказалось, что уже под пятьдесят. Она была какой-то обаятельно угловатой и будто вечно юной, несмотря на периодически появляющуюся седину в  крашеных волосах. Лерочка Владимировна очень быстро бегала по этажам, разнося приказы на подпись, часто забывая, у кого именно какой документ она оставила. Вместо того чтобы сосредоточиться и постараться вспомнить, она предпочитала пробежаться по второму кругу. У неё был звонкий голос, она любила пересказывать любимые фильмы в лицах, всё время делилась своими новостями воспоминаниями. Её жизнь напоминала кино.

— Что это вы пишете, Валерия Владимировна?

— Письмо в тюрьму.

— Куда?!

— А что, крошка моя, говорят ведь, не зарекайся. Вот и Сергей Иваныч мой вышел с собакой погулять. И этот потерпевший тоже с собакой вышел. В результате и собаки подрались, и мужики. Нет, Сергей Иваныч тоже получил, но потерпевший больше, вот теперь его будут судить за нанесение телесных…

— А что, до суда нельзя, чтобы дома?

— Не знаю. Может, и можно. Но, видно, решили перестраховаться. Он мне пишет, что разговоры там, в основном, о женщинах, мол, столько нового и интересного узнал. Но, все-таки, скучновато, телевизора нет, а Сергей Иванович у меня всегда за политическими событиями следит. Вот я новости смотрю и ему всё в письмах описываю.

Через пару месяцев был суд. Возлюбленного Лерочки Владимировны оправдали.

— Открывают эту клетку, он выходит и обнимает меня в наручниках, я этим говорю, ну, снимите же… А они – ой, а мы ключ забыли, и опять его в машину и в тюрьму, чтобы снять,  — смеется Лерочка Владимировна. – Потом в ресторан с ним пошли, а потом, ну, понятное дело, после заключения-то…

Уж правду ли говорила Валерия Владимировна или чуток присочиняла, но слушать её было – всё равно, что фильм смотреть.

В сердце Валерии Владимировны жили две любви к двум Сергеям: одна к покойному мужу, другая к Сергею Иванычу. Видимо, это было и тогда, когда муж еще был жив.

— Вчера на даче сидим со свекрухой на ступеньках крыльца, а ей говорю: вот и в тех кустиках мы с Сережей, и за сарайчиком, и на этом столе бильярдном. Она смеется-удивляется: «И как это я, Лерочка,  вас ни разу не застукала».

— Вот сейчас в журналах этих всё советуют  в разных интересных местах пробовать, чтобы жизнь супружеская была веселее,  — в кабинках там примерочных или на капоте машины. Тоже мне, Америку открыли, да мы с Сережей об этом еще при союзе догадались. Бывало, сидим с ним в гостях, разговор какой-то скучный, а он меня так по коленочке, тихонечко, я уже понимаю знак. Выйдем, вроде как покурить, а сами за дверку шкафа спрячемся или даже на балконе за хламом каким, а гости с хозяевами и не догадывались. Он у меня всегда мальчишкой был, хулиганистый, за это и полюбила. Потом трудно было и с деньгами, и с жильем, дочка первая мне очень тяжело далась, со второй уже как-то проще было. Злилась на него, такой легкомысленный, всё самой приходилось решать, ему бы только смеяться, но так душой приросла, что уж и не представляла, как буду без него, а ведь смогла… Изменял мне несколько раз, а я только после смерти его и узнала, подумала, ну и что, какое это теперь–то значение имеет, да и несерьезно это всё было. Да и я ведь тоже… всего один раз, со злости на его безалаберность. Захотелось забыться, молодой себя почувствовать. Вот это Сергей Иваныч и был. Я тогда удивилась очень, они ведь похожими мне казались. И почему-то совсем не было чувства вины, просто будто я одну ночь была другой женщиной с другим мужчиной и в другой жизни.  Не хуже и не лучше, просто иначе. Потом мы с Сергеем Иванычем несколько лет не виделись, и только после того как Сережа умер… ну и что, мне теперь замуж за него выходить?..  Жизнь-то уже по большому счету прошла, можно просто расслабиться и дарить то, что можешь, не думая ни о чем.

Иногда, когда Нина слушала Валерию Владимировну, ей казалось, что она идет с большим черным зонтом под дождем по Парижу, и где-то вдалеке звучит музыка Леграна.

Людмила Борисовна

Известное выражение «Женщина со следами былой красоты» как нельзя лучше подходило к Людмиле Борисовне. У нее была царственная осанка, всегда прямая спина и спокойно-уверенная походка, не очень большие, но удивительно проницательные и умные синие глаза и абсолютно седые волосы, собранные в пучок на затылке, которые были ей очень к лицу. Она очень ответственно относилась не только к своей, но и к чужой работе, фактически выполняла роль неформального начальника, и это всех устраивало. Её нельзя было не уважать. В прошлом Людмила Борисовна была женой одного светилы в области психиатрии. Вместе с мужем и детьми несколько лет провела в какой-то южно-африканской стране, муж её был психиатром при посольстве (оказывается, в посольствах нужны и такие специалисты). Она не сделала карьеры, всю жизнь посвятила детям, хотя в институте была одной из первых. Но когда дети выросли, очень спокойно объяснила мужу, что теперь хочет быть свободной от брачных уз. Светило не возражал, они развелись и теперь жили отдельно, но постоянно созванивались, в основном это касалось проблем детей и внуков. На каждый праздник бывший муж приходил к Людмиле Борисовне с огромным букетом белых роз. «Никогда не отказывайтесь от цветов»,  — часто говорила Людмила Борисовна. Они прекрасно ладили, будучи разведенными.

Основной заботой Людмилы Борисовны был её младший сын, который, расставшись со своей первой любовью, перестал вообще интересоваться женщинами, писал довольно сносные лирические стихи, мчался по первому зову друзей решать их проблемы, работал переводчиком с китайского, получал хорошую зарплату и прекрасно ладил с коллективом, но при этом считал свою деятельность бесполезной и жалел о том, что не выучился на врача.

— Однолюб мой Миша, весь в меня, как же жаль, старший – то попроще,  —  сказала как-то Людмила Борисовна.

Один раз, болтая в буфете за кофе с другой сотрудницей Маргаритой, Нина спросила:

— Как ты думаешь, почему Людмила Борисовна развелась?

— А она своего психиатра никогда не любила. Её жених погиб, она его до сих пор любит…  ну а психиатр ухаживал красиво, то да се, мертвого не вернешь, но Людмила Борисовна о нем и сейчас думает.

— Так только в книжках бывает,  — засомневалась Нина.

— Ну, значит, не только…

«Вот тебе и «Холодная осень» Бунина»,  — подумала Нина.

Маргарита

Маргарита была немного странной. Каждое зимнее утро она приходила на работу не накрашенной и даже не совсем одетой (под шубой или пальто были растянутый свитер и рейтузы). Потом на десять минут дверь кабинета закрывалась на ключ, из ящика доставались тонкие колготки, из шкафа мини-юбка и какая-нибудь обтягивающая кофточка (кофточек в рабочем шкафу было несколько), потом начинался процесс раскраски… У Маргариты было удивительное лицо, в котором, на первый взгляд, вообще не было ничего примечательного, но с помощью макияжа оно преображалось до неузнаваемости. Наверное, такие лица – просто находка для умелого гримера, с ним можно было сотворить всё что угодно.

Маргарита считала себя страшненькой, эту её мысль всячески поддерживали родители, горевали, что лучше бы яркая внешность сына досталась дочери, парню-то такая красота без особой надобности, а вот как же такой блеклой девке замуж выйти. Маргарите было уже двадцать восемь, замуж ей очень хотелось, опыт общения с мужчинами у неё был большой, но мало того, что до брака не доходило, порой доходило до такого, что лучше бы и вообще не начиналось. На правах старшей подруги Маргарита рассказывала Нине все истории своих злополучных романов, чтобы предостеречь её от роковых ошибок. Истории были одна другой хлеще.

— С парнями надо быть очень осторожной,  — серьезно говорила Маргарита ,  — иногда не угадаешь, с виду-то порядочный, вот я тоже встречалась с одним, все было хорошо, ухаживал, ну потом, естественно… И как-то раз прихожу я к нему домой, а он там не один, а с тремя друзьями…

— Да причем тут осторожнее!  —  в негодовании выпалила Нина.  — Да это вообще нелюди! Да их… Ты что, даже не обращалась никуда?

— Я сначала хотела. А потом как-то… ну, экзамены в институте начались… и родителей расстраивать не хотелось. Обошлось ведь, не забеременела и не заразили ничем. Я вот теперь думаю, может, за границей кого поискать. Что-то у меня с нашими не получается ничего.

В отпуск Маргарита поехала с подругой в Турцию, там они познакомились с двумя местными. Время провели замечательно: бары, дискотеки, ночные купания. После приезда турок постоянно звонил Маргарите, звал её к себе уже как невесту. В сентябре Маргарита взяла две недели за свой счет и уехала к жениху. В этот раз всё закончилось скорее комично, чем трагично. Жених встретил её в аэропорту и повез в свой коттедж. Потом приехал его приятель, они поужинали, выпили привезенную Маргаритой водку и, видно, не рассчитав свои силы, уснули прямо за столом. Маргарита не расстроилась и пошла спать. Наутро она не обнаружила ни жениха, ни его приятеля, ни машины. Сначала она не стала волноваться, потом прошел час, другой, близился вечер, а их всё не было. В холодильнике она не обнаружила никаких продуктов, выйдя на улицу, Маргарита поняла, что вокруг этого коттеджа нет ни жилых домов, ни магазинов.  Ей стало очень страшно, наступила ночь, потом утро, они и не думали возвращаться. Плача в голос, она пошла сама не зная куда, и вскоре набрела на какой-то отель. Ей повезло. Хозяйкой отеля оказалась русская женщина, выслушав её историю, она успокоила несчастную соотечественницу, сказав, что турки хороши лишь для платной любви, в остальном на них надеяться нельзя, и поселила её в своем отеле бесплатно до дня отлета в Москву. После этого случая Маргарита оставила идею выйти замуж за иностранца.

Однако, как говорится, не зарекайся. Некоторое время спустя подруга познакомила Маргариту с сослуживцем своего мужа, парень был с Украины, а в России жил и работал только два года. Маргарита не могла упустить своего шанса, она названивала ему каждый вечер, водила в кино и театр, не преминула похвастать, где работает. То ли и на украинца увесистая люстра произвела такое же магическое впечатление, как когда-то на Нину, то ли что, но почему-то именно после посещения им президентской академии их очередной совместный вечер в первый раз закончился в одной постели.

Маргарита хотела забеременеть, и вскоре это случилось. Но украинец как-то не спешил делать предложение…

***

В первый раз за два года работы Нины в академии случилась крупная неприятность. И крайней оказалась Маргарита, впрочем, на её месте мог оказаться любой. Так уж повелось, что перед тем, как назначался экзамен кандидатского минимума, с кафедры в отдел аспирантуры поступало представление, в котором был список сдающих экзамен бесплатно и список людей со стороны, которые, оплатив некоторую сумму, примыкали к группе бюджетников. К представлению прикреплялись платежки. Часто случалось так, что за день до выхода приказа на кафедре вспоминали, что кого-то из бюджетников забыли. Бегать собирать подписи на новом представлении было уже некогда, и тогда секретарь просто звонила в отдел аспирантуры с просьбой включить в приказ такого-то, клянясь, что в течение пары дней принесет исправленное представление. Это было очень небольшим нарушением, и все смотрели на него сквозь пальцы. Но в этот раз то ли по халатности, то ли действительно умышленно, благодаря такому звонку в приказе оказался не заплативший. Выяснилось это уже на уровне проректора. Вадим Николаевич был человеком взрывным и пошел орать в отдел аспирантуры. Начальник отдела Олег Анатольевич краснел, потел, извинялся, впрочем, ничего страшного не случилось, приказ переделали, но выяснялось, что первый вариант печатала и подписывала Маргарита, которая сейчас на больничном. Успокоившись, проректор решил наказать Маргариту и срезал ей в текущем месяце зарплату. На этом бы всё и закончилось, но Маргарита, узнав об этом, хоть и была совершенно неправа, в воскресенье позвонила проректору домой и закатила истерику.

Вадим Николаевич бросил трубку и тут же позвонил ничего не подозревавшему начальнику отдела аспирантуры, он наорал на него так, что у Олега Анатольевича подскочило давление.

В понедельник Олег Анатольевич, чуть не плача, рассказывал своим подчиненным о случившемся, во всем виня эту ненормальную Маргариту и досадуя на себя-дурака, что сразу не отказался от такой нервной должности.

Валерия Владимировна и Людмила Борисовна, как могли, его успокоили, а когда он, напившись корвалола, ушел в свой кабинет,  переглянулись и пошли к проректору. Нина не знала, что они ему там говорили, но конфликт был исчерпан. Никаких выговоров Маргарите не последовало, и никто больше об этом случае не вспоминал. На следующей неделе Маргарита вышла с больничного, а через месяц, к всеобщей радости, украинец все-таки сделал ей предложение. После декретного отпуска она больше не вышла на работу, решив полностью посвятить себя мужу и ребенку, благо, украинцу предложили очень высокооплачиваемую работу.

Через пару лет Валерия Владимировна, выдав замуж обеих дочерей, уехала со своим Сергеем Иванычем в Болгарию, он купил там дом. У Людмилы Борисовны начались проблемы со здоровьем, и она под давлением близких, нехотя, все-таки ушла на пенсию. В отделе появились новые сотрудники, но это было уже не то, и Нину на работе больше не удерживали ни мраморные лестницы, ни умопомрачительная люстра.

После Нина работала в самых разных местах, с самыми разными людьми, но академию и своих сослуживиц она всегда вспоминала с особой теплотой.